Вероятно, это первая в своем роде антиутопия XX-го века. Здесь, как минимум, заложена схема, по которой созданы другие крупные и известные романы-антиутопии: авторитарный идеократический строй устанавливается после продолжительной войны, человечество делится на включенных в систему и на изгоев, система тем или иным образом подавляет личность, кто-то прозревший пытается противостоять системе, но или уничтожается, или перемалывается и поглощается системой…
Действие в романе «Мы» проходит в далеком и абстрактном будущем. Изложение ведется как дневник от первого лица высокопарно-наивным языком. Люди не имеют своего собственного Я, есть только Мы. Имен нет, всем присвоены кодовые «нумера»: главный герой – Д-503, его совратительница из числа повстанцев – I-330. Люди живут в стеклянных прозрачных кубах, одеты одинаково (форма – юнифа), отношения между мужчинами и женщинами на свой выбор, но по талонам. Работа, марши, массовые мероприятия…
Главный герой – инженер, работает над созданием летательного аппарата «Интеграла», находит текущее положение дел совершенством, а появление у себя мыслей и желаний личностного характера – болезнью. В конечном итоге, его и «вылечили» …
Роман написан в 1920 году, частично опубликован в 1927 году, полностью – только в 1952. Однозначно оказал влияние на другие знаковые романы-антиутопии «О дивный новый мир» О. Хаксли и «1984» Дж. Оруэлла.
Характерные термины и понятия
Благодетель
Хранители
Часовая скрижаль
День Единогласия
Личные часы
Материнская норма
Зеленая стена
Единое Государство
Двухсотлетняя Война
Площадь Куба
Чаша Согласия
Машина Благодетеля
Газовый Колокол
«И н т е г р а л»
Выдержки из текста
Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе… …инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку…
206
Все мы (а может быть и вы) еще детьми, в школе, читали этот величайший из дошедших до нас памятников древней литературы – «Расписание железных дорог».
211
Но они [древние] служили своему нелепому, неведомому Богу – мы служим лепому и точнейшим образом ведомому; их Бог не дал им ничего, кроме вечных, мучительных исканий; их Бог не выдумал ничего умнее, как неизвестно почему принести себя в жертву – мы же приносим жертву нашему Богу, Единому Государству, – спокойную, обдуманную, разумную жертву.
240
Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, – это вера. У меня была твердая вера в себя, я верил, что знаю о себе всё.
240
Тем двум в раю – был предоставлен выбор: или счастье без свободы – или свобода без счастья; третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу – и что же: понятно – потом века тосковали об оковах. Об оковах – понимаете, – о чём мировая скорбь. Века! И только мы догадались, как вернуть счастье…
241
Даже у древних – наиболее взрослые знали: источник права – сила, право – функция от силы. И вот – две чашки весов! На одной – грамм, на другой – тонна, на одной – «я», на другой – «мы», Единое Государство. Не ясно ли: допускать, что у «я» могут быть какие-то «права» по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну, – это совершенно одно и то же. Отсюда – распределение: тонне – права, грамму – обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм, и почувствовать себя миллионной долей тоны…
274
Мы идем – одно миллионноголовое тело, и в каждом из нас – та смиренная радость, какою, вероятно, живут молекулы, атомы, фагоциты. В древнем мире – это понимали христиане, единственные наши (хотя и очень несовершенные) предшественники: смирение – добродетель, а гордыня – порок, и что «МЫ» – от Бога, а «Я» – от диавола.
…Я чувствую себя. Но ведь чувствуют себя, сознают свою индивидуальность – только засоренный глаз, нарывающий палец, больной зуб: здоровый глаз, палец, зуб – их будто и нет. Разве не ясно, что личное сознание – это только болезнь?
Когда он счел себя больным, 282
– Отчего же ты думаешь, что глупость – это нехорошо? Если бы человеческую глупость холили и воспитывали веками так же, как и ум, может быть, из нее получилось бы нечто необычайно драгоценное.
Это его искушает I, 284
Завтра – день ежегодных выборов Благодетеля. Завтра мы снова вручим Благодетелю ключи от незыблемой твердыни нашего счастья.
Разумеется, это не похоже на беспорядочные, неорганизованные выборы у древних, когда – смешно сказать – даже неизвестен был заранее самый результат выборов. Строить государство на совершенно неучитываемых случайностях, вслепую – что может быть бессмысленней? И вот все же, оказывается, нужны были века, чтобы понять всё это…
И самые выборы имеют значение скорее символическое: напомнить, что мы единый, могучий миллионноклеточный организм, что мы – говоря словами Евангелия древних – единая Церковь. Потому что история Единого Государства не знает случая, чтобы в этот торжественный день хотя бы один голос осмелился нарушить величественный унисон.
287
Я вижу, как голосуют за Благодетеля все; все видят, как голосую за Благодетеля я – и может ли быть иначе, раз «все» и «я» – это единое «Мы». Насколько это облагораживающей, искренней, выше, чем трусливая воровская «тайна» у древних.
288
– Ты понимаешь, что всё известное кончилось?
I-330 после бунта, 293
«Вчера состоялся давно с нетерпением ожидавшийся всеми День Единогласия. В 48-й раз единогласно избран всё тот же, многократно доказавший свою непоколебимую мудрость Благодетель. Торжество омрачено было некоторым замешательством, вызванным врагами счастья, которые тем самым, естественно, лишили себя права стать кирпичами обновленного вчера фундамента Единого Государства. Всякому ясно, что принять в расчет их голоса было бы так же нелепо, как принять за часть великолепной героической симфонии – кашель случайно присутствующих в концертном зале больных…»
Новости после выборов, 294
– …Голые – они ушли в леса. Они учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но зато под шерстью сберегли горячую красную кровь. С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать всё и выгнать голыми в леса…
…Вот две силы в мире – энтропия и энергия. Одна – к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая – к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению. Энтропии – наши или, вернее, – ваши предки, христиане, покланялись как Богу. А мы антихристиане…
I-330, 304
…назови мне последнее число.
310
– А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней – нет, революции – бесконечны. Последняя – это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо – чтобы дети спокойно спали по ночам… (I)
– … Расскажи что-нибудь детям – всё до конца и они всё-таки непременно спросят: а дальше, а зачем? (Д)
– Дети – единственно смелые философы. И смелые философы – непременно дети. Именно так, как дети, всегда и надо: а что дальше?
– Ничего нет дальше! Точка. Во всей вселенной – равномерно, повсюду – разлито…
– Ага: равномерно и повсюду! Вот тут она самая и есть – энтропия, психологическая энтропия. Тебе математику, – разве не ясно, что только разности – разности – температур, только тепловые контрасты – только в них жизнь. А если всюду, по всей вселенной, одинаково теплые – или одинаково прохладные тела… Их надо столкнуть – чтобы огонь, взрыв, геенна. И мы – столкнем.
310
Они напоминали мне трагические образы «Трёх отпущенников» – история которых известна у нас любому школьнику. Эта история о том, как троих нумеров, в виде опыта, на месяц освободили от работы: делай что хочешь, иди куда хочешь. Несчастные слонялись возле места привычного труда и голодными глазами заглядывали внутрь: останавливались на площадях – и по целым часам проделывали те движения, какие в определенное время дня были уже потребностью их организма: пилили и стругали воздух, невидимыми молотами побрякивали, бухали в невидимые болванки. И наконец на десятый день не выдержали: взявшись за руки, вошли в воду и под звуки Марша погружались всё глубже, пока вода не прекратила их мучений…
323, 324
Тут я на собственном опыте увидел, что смех – самое страшное оружие: смехом можно убить всё – даже убийство.
332
– …Я спрашиваю: о чём люди с самых пеленок – молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье – и потом приковал их к этому счастью на цепь. Что же другое мы делаем, как не это? Древняя мечта о рае…
335
…только убитое и может воскреснуть.
341
