Литературный критик Хэмфри Ван-Вайден после кораблекрушения попадает на промысловое судно «Призрак», где командует капитан Волк Ларсен. Капитан держит команду в подчинении через страх и ненависть, достигаемых физическим насилием и моральным унижением в крайне жестоком виде. Такие порядки и собственно капитан вызывают ужас у спасённого Хэмфри, тут же ставшего пленником, а позже по принуждению членом команды. Однако он видит, что на самом деле Волк Ларсен – это не примитивный и тупорылый гопник, а человек умный, опытный, прошедший путь самообразования, имеющий свою пусть дикую, но глубокую философскую основу. Интеллигентный Хэмфри также интересен капитану. Но несмотря на найденный общий язык, страх перед Ларсеном и неприятие его порядков на корабле не исчезают, а усиливаются: Хэмфри бежит с корабля, но далее им ещё предстоит встретиться… В общем, хватит пересказа, читайте книгу. По итогу литературный критик в определённом смысле уважительно воспринимает Ларсена, как своего наставника в принятии реальности и понимании настоящей жизни.
Роман является относительно ранним в творчестве Джека Лондона (1876-1916), издан в 1904 году. И это был больше чем традиционный для того периода творчества приключенческий роман, здесь автору удалось удачно ввести в мировую литературу яркий образ сильной личности – деспотичного злодея и одновременно философа, ницшеанца и социал-дарвиниста.
Небезынтересно то, что на корабле «Призрак» воспроизведена модель общества с авторитарной властью, где присутствует тиран-автократ, низший класс общества, низведённый насилием и унижением до уровня скота, а также образованный слой, которому видеть всё это тяжело и изменить что-то невозможно – и которому остаётся либо встраивание в систему, либо побег... И как показывает история автократию практически невозможно сломать и изменить, но со временем она неминуемо изживает сама себя и рушится. Это случилось и в «Морском Волке».
Перевод с английского Д. Горфинкеля и Л. Хвостенко
Паника, охватывающая человека, когда он в толпе и разделяет общую участь, не так ужасна, как страх, переживаемый в одиночестве.
9
Странно сказать, но, как я сразу же отметил в чертах Волка Ларсена не было ничего порочного. Его лицо тоже избороздили глубокие морщины, но они говорили лишь о решимости и силе воли. Выражение лица было скорее даже прямодушное, открытое, и впечатление это усиливалось благодаря тому, что он был гладко выбрит.
28
–...Если вам перепадёт доллар, держите его крепко. Тот, у кого деньги валяются, где попало, заслуживает, чтобы его обокрали. К тому же вы ещё и согрешили. Вы не имеете права искушать ближних. А вы соблазнили кока, и он пал. Вы подвергли опасности его бессмертную душу.
Ларсен отчитывает Ван-Вайдена, когда тот пожаловался на то, что кок украл у него деньги, 40
Нетерпеливым жестом он показал на группу матросов, которые возились с тросами посреди палубы.
– Они копошатся, движутся, но ведь и медузы движутся. Движутся для того, чтобы есть, и едят для того, чтобы продолжать двигаться. Вот и вся штука! Они живут для своего брюха, а брюхо поддерживает в них жизнь. Это замкнутый круг; двигаясь по нему, никуда не попадёшь. Так с ними и происходит. Рано или поздно движение прекращается. Они больше не копошатся. Они мертвы.
– У них есть мечты, – прервал я, – сверкающие, лучезарные мечты о…
– О жратве, – решительно прервал он меня.
– Нет, и ещё…
– И ещё о жратве. О большой удаче – как бы побольше и послаще пожрать. – Голос его звучал резко. В нём не было и тени шутки. – Будьте уверены, они мечтают об удачных плаваниях, которые дадут им больше денег; о том, чтобы стать капитанами кораблей или найти клад, – короче говоря, о том, чтобы устроиться получше и иметь возможность высасывать соки из своих ближних, о том, чтобы самим всю ночь спать под крышей и хорошо питаться, а всю грязную работу переложить на других. И мы с вами такие же. Разницы нет никакой, если не считать того, что мы едим больше и лучше. Сейчас я пожираю их и вас тоже. Но в прошлом вы ели больше моего. Вы спали в мягких постелях, носили хорошую одежду и ели вкусные блюда. А кто сделал эти постели, и эту одежду, и эти блюда? Не вы. Вы никогда ничего не делали в поте лица своего. Вы живёте с доходов, оставленных вам отцом. Вы как птица фрегат, бросаетесь с высоты на бакланов и похищаете у них пойманную ими рыбёшку. Вы – одно целое с кучкой людей, создавших то, что называют «государством», и властвующих над всеми остальными людьми и пожирающих пищу, которые те добывают и сами не прочь были бы её съесть. Вы носите тёплую одежду, а те. Кто сделал эту одежду, дрожат от холода в лохмотьях и ещё должны вымаливать у вас работу – у вас или у вашего поверенного или управляющего, – словом, у тех, кто распоряжается вашими деньгами.
– Но это совсем другой вопрос! – воскликнул я.
– Вовсе нет! – Капитан говорил быстро, и глаза его сверкали. – Это свинство и это… жизнь…
Разговор с Волком Ларсеном, где тот излагает свою мировоззренческую и классовую позицию сразу с двух сторон – как диктатора, так и трудящегося, 41,42
– …Волк силён, а эта волчья порода не терпит силы в других.
Луис, один из бунтарей, 47
–…С точки зрения спроса и предложения жизнь самая дешёвая вещь на свете. Количество воды, земли и воздуха ограничено, но жизнь, которая порождает жизнь, безгранична. Природа расточительна. Возьмите рыб с миллионами икринок. И возьмите себя или меня! В наших чреслах тоже заложены миллионы жизней. Имей мы возможность даровать жизнь каждой крупице заложенной в нас нерождённой жизни, мы могли бы стать отцами народов и населить целые материки. Жизнь? Пустое! Она ничего не стоит. Из всех дешёвых вещей она самая дешёвая. Она стучится во все двери. Природа рассыпает её щедрой рукой. Где есть место для одной жизни, там она сеет тысячи, и везде жизнь пожирает жизнь, пока не остаётся лишь самая сильная и самая свинская.
Волк Ларсен, 55
– Видите ли, жизнь не имеет никакой цены, кроме той, какую она сама себе придаёт. И, конечно, она себя переоценивает, так как неизбежно пристрастна к себе. Возьмите хоть этого матроса, которого я сегодня держал на мачте. Он цеплялся за жизнь так, как будто это невесть какое сокровище, драгоценнее всех бриллиантов и рубинов. Имеет ли она для вас такую ценность? Нет. Для меня? Нисколько. Для него самого? Несомненно. Но я не согласен с его оценкой, он чрезмерно переоценивает себя. Бесчисленные новые жизни ждут своего рождения. Если бы он упал и разбрызгал свои мозги по палубе, словно мёд из сотов, мир ничего не потерял бы от этого. Он не представляет для мира никакой ценности. Предложение слишком велико. Только в своих собственных глазах имеет он цену, и заметьте, насколько эта ценность обманчива – ведь мёртвый он не сознавал бы этой потери. Только он один и ценит себя дороже бриллиантов и рубинов. И вот бриллианты и рубины пропадут, рассыплются по палубе, их смоют в океан ведром воды, а он даже не будет знать об их исчезновении. Он ничего не потеряет, так как с потерей самого себя утратит и сознание потери.
Волк Ларсен, 56
–…Вила всегда права. И к этому всё сводится. А слабость всегда виновата. Или лучше сказать так: быть сильным – это добро, а быть слабым – зло. И ещё лучше даже так: сильным быть приятно потому, что это выгодно, а слабым быть неприятно, так как это невыгодно. Вот, например: владеть этими деньгами приятно. Владеть ими добро. И потому, имея возможность владеть ими, я буду несправедлив к себе и к жизни во мне, если отдам их вам и откажусь от удовольствия владеть ими.
Волк Ларсен, 63
– Почему вы не совершили ничего значительного? Заложенная в вас сила могла бы поднять такого, как вы, на любую высоту. Лишённый совести и нравственных устоев, вы могли бы положить себе под ноги мир. А я вижу вас здесь, в расцвете сил, которые скоро пойдут на убыль. Вы ведёте безвестное и отвратительное существование, охотитесь на морских животных, которые нужны только для удовлетворения тщеславия женщин, погрязших в свинстве, по вашим же собственным словам. Вы ведёте жизнь, в которой нет абсолютно ничего высокого. Почему же при всей вашей удивительной силе вы ничего не совершили? Ничто не могло остановить вас или помешать вам. В чём же дело? У вас не было честолюбия? Или вы пали жертвой какого-то соблазна? В чём дело?..
– Хэмп, знаете ли вы притчу о сеятеле, который вышел на ниву? Ну-ка припомните: «Иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, оно его обожгло, и, не имея корня, оно засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его».
– Ну и что же? – сказал я.
– Что же? – насмешливо переспросил он. – Да ничего хорошего. Я был одним из этих семян.
Хэмфри и Ларсен. 79
–…Я сделал ошибку, когда впервые открыл книгу.
Волк Ларсен, 81
–…У нас на родине работают с рождения и до самой смерти, поэтому мы и живём так долго. Я дотяну до ста.
Швед Иогансен, но он ошибся насчёт себя, 102
– Бог хорошо слепил вас, – сказал я.
– Вы находите? – отозвался он. – Я сам так считаю и часто думаю, к чему это?
– Предназначение… – начал было я.
– Приспособленность! – прервал он меня.
Насчёт спортивной фигуры Ларсена, 111
– Жизнь получает особую остроту, – объяснял он мне, – когда висит на волоске. Человек по природе игрок, а жизнь – самая крупная его ставка. Чем больше риск, тем острее ощущение.
Волк Ларсен, 116
[Об охоте на морских котиков]
Это было безжалостное избиение, совершавшееся во славу женщин. Мяса и жира никто не ел. После дня успешной охоты наши палубы были завалены тушами и шкурами, скользкими от жира и крови, и в шпигаты стекали алые ручейки. Мачты, снасти и борты – всё было забрызгано кровью. А люди с обнажёнными окровавленными руками, словно мясники, усердно работали ножами, сдирая шкуры с убитых ими красивых морских животных.
120
Я начинал понимать, что мне никогда уже не стать прежним Хэмфри Ван-Вейденом. Хотя моя вера в человека и в жизнь всё ещё противилась разрушительной критике Волка Ларсена, кое в чём он всё же успел сильно повлиять на меня. Он открыл мне реальный мир, с которым я практически не был знаком, так как всегда стоял от него в стороне. Теперь я научился ближе присматриваться к окружающему, спустился из мира отвлечённостей в мир фактов.
121
–…В наше время человек устроен так, что его жизнеспособность определяется содержанием его кошелька.
Волк, 170
– Часто, очень часто я сомневаюсь в ценности человеческого разума. Мечты, вероятно, дают нам больше, чем разум, приносят больше удовлетворения. Эмоциональное наслаждение полнее и длительнее интеллектуального, не говоря уж о том, что за мгновенья интеллектуальной радости потом расплачиваешься чёрной меланхолией. А эмоциональное удовлетворение влечёт за собой лишь лёгкое притупление чувств, которое скоро проходит.
Волк Ларсен, 173, 174
Вряд ли есть на свете зрелище, более ужасное, чем вид сильного человека в минуту крайней слабости и упадка духа.
Когда Ларсен был уже совсем плох, 242
