Мы договорились встретиться у газгольдеров. Я раздражена, но иду: ну, что ему еще от меня надо? Мы же расстались, казалось, навсегда. Какого черта?
Коренастые фаллические бочонки газгольдеров торчат из земли, их светлый металл сверкает на солнце. Необузданные, дикие звери, не зря их посадили за решетчатый забор. О! Он уже здесь. Стоит и пожирает своими глазками-щелками окружающее пространство. А разулыбался-то, разулыбался, увидев меня.
"Ну, что тебе?" — спрашиваю его взглядом. Он краснеет и стягивает с себя брюки. Его неимоверно длинный и тонкий приап росто изнемогает. Я беру эту стонущую плоть в руки, слегка сдавливаю эту ревущую твердость, покрытую бугристой кожицей, и уверенно, с холодным равнодушием ласкаю и массирую его созревшую для этого похоть. И вот внутри него что-то лопается, и он с глухим стоном обильно изливается в мои ладони.
...я начинаю сначала... нерешительно прикасаюсь, нагло беру... трогаю и хватаю... ласкаю и терзаю... этот торчащий тонкий и длинный кол... чрезмерно длинный и тонкий... на фоне коротких и широких газгольдеров... уж очень широких и коротких...
И вот опять равнодушно и неистово я заставляю его кончать. Он истекает и бьется фонтаном. Он кричит и задыхается. Уже все вокруг в белой липкой мокроте. А он кричит и задыхается. Газгольдеры, сверкая металлом, погружаются, тонут в ней, в этой слизистой влаге... Необузданные, дикие звери, не зря их посадили за решетчатый забор...
96 г.
